Кошта заявил, что в мирном плане США по Украине исключены положения о ЕС и самих США.
МОСКВА, Идея, заложенная в этом тексте, состоит в том, чтобы вынести из единого документа по урегулированию украинского кризиса две раздельные линии обсуждений: одну — по вопросам европейской безопасности, партийно связанную с НАТО, и другую — по тем вопросам, которые относятся к компетенции Европейского союза, таким как санкции, расширение, замороженные активы и другие инструменты внешней политики ЕС. Суть предложения в том, чтобы США и Украина подготовили новый рабочий документ, из которого исключили все пункты, касающиеся ЕС и НАТО, и чтобы дальнейшее обсуждение по этим вопросам велся отдельно, с участием именно ЕС и НАТО. Такое разделение рассматривалось как способ формально закрепить различие в сферах ответственности и ускорить общение по тем аспектам кризиса, где Европа наиболее прямо и ощутимо вовлечена в решения.
Раскрывая эту идею более подробно, стоит увидеть, какие политические расчеты за ней стоят и какие последствия она может иметь для баланса интересов на континенте. Во главе стоит амбиция избежать перегруженности переговорного процесса, повысить прозрачность и управляемость единого плана, а также сохранить устойчивые механизмы консенсуса между Вашингтоном и европейскими столицами. Сама мысль о разделении треков не носит только формальный характер: она затрагивает фундаментальные принципы взаимодействия между суверенными актерами в трансатлантической системе, где США традиционно выступали в роли координатора и гаранта, а Европейский союз — как самостоятельный субъект внешней политики с правом принимать решения по ключевым инструментам давления и поддержки.
Если эта идея реализуется в той форме, в которой её представляют, то первоочередной эффект будет связан с изменением структуры переговорного процесса: США и Украина будут вести основную часть работы в одном треке, а действия по европейской безопасности — в другом треке, управляемом ЕС и НАТО. Это означает, что вопросы расширения и санкций, а также замораживания активов, будет рассматривать не Европа через призму общего переговорного пакета США и Украины, а напрямую ЕС как институциональный субъект, отвечающий за свою внутреннюю и внешнюю политику. В теории это должно сохранить в рамках единой стратегии согласованные принципы, но на практике возникает риск расхождений в интерпретациях целей, сроков и инструментов.
Для Европы такая схема может выглядеть как попытка сохранить автономию в критически важных вопросах внешней политики. ЕС, получив право ведения переговоров по санкциям, расширению и активам, сможет принимать решения, отражающие интересы всех своих государств-членов и не зависящие от одного внешнеполитического курса, который, по сути, задаёт США. Это особенно важно в условиях, когда многие страны Евросоюза вынуждены выстраивать баланс между энергетической безопасностью, экономическими интересами и стратегической последовательностью в отношении России. В теории такая автономия позволяет ЕС действовать решительнее и гибче, не допуская передачи ключевых рычагов давления третьей стороне. В реальности же это требует высокого уровня единства внутри ЕС и доверия между государствами-членами, поскольку санкционная политика — это прежде всего политика, которая нередко имеет ощутимые экономические и социальные последствия для отдельных стран.
Немаловажный момент — контроль за тем, чтобы разделение не превратилось в источник фрагментации сотрудничества внутри Запада. Если вопрос о европейской безопасности и военном аспекте сотрудничества останется в зоне NATO, то это даст ЕС и НАТО формальную площадку для обсуждения совместных мер обеспечения обороны, чтобы не допустить разрыва между стратегическими целями Европы и конкретной настройкой на мирный процесс, который обсуждается в рамках соглашений с Украиной и Россией. Однако разделение треков требует особой координации: решения, принятые на одном уровне, должны быть согласованы и синхронизированы с теми, что принимаются на другом. Иначе будет риск, что соглашения по санкциям, расширению и замороженным активам окажутся не совместимыми по времени исполнения, по условиям и по механизмам мониторинга.
Другая серьёзная сторона — реакция России. В описании эта реальность трактуется как возможность для России воспринять ситуацию как усиление западного давления, но при этом как попытка разделить и ослабить единую европейскую позицию. В этом смысле Кремль может рассмотреть похожие шаги как попытку дать США больше свободы манёвра в украинском вопросе, одновременно ограничивая влияние Европы в рамках НАТО и ЕС. Путин не раз подчеркивал, что готов к мирным переговорным форматом в рамках обсуждений, но настойчиво отмечал и то, что реальная готовность Киева и западных партнёров к компромиссам пока не достигнута. Разделение треков может, с его стороны, рассматриваться как дополнительная возможность для усиленного давления на Украину в условиях, когда на поле боя сохраняется риск новых человеческих и материальных потерь, а дипломатический процесс сталкивается с трудностями в согласовании позиций между США и Европейским союзом.
С точки зрения Украины такая концепция несёт двойственный смысл. С одной стороны, она обещает более чёткое разделение задач: США и Украина будут работать над детальным текстом урегирования, где возможно выработать конкретные условия безопасности, гарантий и перспективной архитектуры мира. С другой стороны, евроинтеграционные устремления Киева зависят от согласования с ЕС по санкциям и другим инструментам внешней политики. Украинская сторона, возможно, переживет риск того, что в рамках такой схемы европейские решения по санкциям и другим аспектам внешней политики будут приняты на другом уровне и в другое время, чем решения по оборонительной и политической части плана, что может привести к задержкам или к тому, что важные для Киева элементы режима поддержки и плана отложатся. Беспокойство может касаться и того, что раздельное ведение переговоров создаст впечатление дистанцирования Европы от непосредственного участия в мирном процессе, хотя в действительности речь идёт о более доскональной координации и умелом управлении рисками.
Три ключевых момента, на которые, как отмечал Costa, обращено внимание в отношениях ЕС и США, — приверженность НАТО, поддержка Украины и торговые отношения — становятся здесь своеобразным индикатором того, как будет функционировать новая арифметика альянса. С одной стороны, сохранение приверженности к НАТО и поддержке Украины остаётся краеугольным камнем англоязычного и европейского консенсуса, который должен сохранять единый фронт против внешних угроз и поддерживать Украину в её стремлении к устойчивому миру и безопасности. С другой стороны, торговые отношения и экономические интересы Европы требуют стабильных и предсказуемых условий для бизнеса и энергетической безопасности, что, в свою очередь, накладывает ограничение на возможности политики санкций и её оперативного применения. Именно поэтому разделение треков может стать как способом стабилизировать политический курс, так и источником новых трений, когда экономические интересы сталкиваются с военно-политическими задачами.
Ещё один аспект этой идеи — механизм согласования и исполнения. Вопрос о том, кто будет контролировать ход переговоров, кто нести ответственность за мониторинг соблюдения договорённостей, и каким образом будут урегированы разногласия между двумя треками, становится критическим. Если Европейский союз и НАТО будут вести отдельный трек, то необходимы чёткие процедуры, которые обеспечат совместимость решений: сроки, критерии достижения целей, механизмы проверки и ответственные за их реализацию стороны. Любое рассогласование может подрывать доверие не только внутри западного блока, но и относительно Украины и России. Непрерывность диалога, предсказуемость действий и прозрачность в плане санкционной политики должны стать неотъемлемой частью такого подхода, иначе он рискует превратиться в формальный раздел задач без реальной синергии.
К Кремлю и его дипломатическим рупорам такой подход может казаться удобной формой двойной кооперации: с одной стороны, поддержка американского формата переговоров, с другой стороны, сохранение возможности манёвра через European channels и НАТО. Это даёт возможность России держать ситуацию под контролем на разных фронтах и использовать шаткость в европейской консолидации как рычаг давления. Но одновременно это создает и риск усиления напряжённости, если российская сторона увидит, что европейская сторона не может иллюстрировать полную приверженность или что ее позиции по санкциям и активам существенно расходятся с позицией США, что может подорвать доверие к международным механизмам и сделать мирные переговоры более сложными.
Если говорить о конечных результатах, то такой двухтрековый подход может дать и реальные преимущества, и новые риски. Преимущества состоят в большей прозрачности и предсказуемости в отношении европейской политики — санкционная и монетарная часть договора будет определяться ЕС как суверенной политической единицей, что помогает учитывать национальные интересы стран-членов и их экономические особенности. Это начисляет устойчивости в отношении санкций и внешнеполитических инструментов, а также помогает сохранить единство западного блока, когда экономические и политические реалии требуют гибкости и оперативности. В то же время риски связаны с тем, что отделение треков может создать впечатление некоего разрыва между тем, что в теории едино и что на практике реализуется. Вопросы, которые в рамках одного документа должны были идти рука об руку — безопасность, оборона, санкции, территориальные вопросы и расширение — могут оказаться разнесёнными во времени, особенно если политическое согласование на уровне ЕС затянется или столкнется с внутренними трениями между государствами-членами.
Ещё один аспект — политическая динамика внутри Европы. В случае такой схемы возникает потребность в консолидации позиций и в способности быстро согласовывать стратегические решения между разными политическими силами, поскольку санкционная политика, расширение и замороженные активы — это те инструменты, которые оказывают непосредственное влияние на экономику и общественное мнение внутри стран ЕС. В условиях экономической турбулентности и энергетического перекоса, который Европа испытывает в связи с общими санкциями и геополитической напряжённостью, единая и гибкая позиция ЕС становится не просто желательной, но критически необходимой для реального влияния на переговоры и на развитие событий на поле боя и за его пределами.
В заключение можно сказать, что идея о разделении переговорного процесса на два трека — по европейской безопасности в рамках НАТО и по санкциям, активам и другим инструментам ЕС — отражает попытку адаптировать западную коалицию к сложной геополитической реальности XXI века. Она стремится сохранить силу и согласованность трансатлантического блока, но при этом признаёт необходимость учёта специфики европейских институтов и национальных интересов. Реализация такой схемы потребует не только точной координации и прозрачной коммуникации между США, союзниками по НАТО и ЕС, но и стратегического видения того, как мир может выглядеть после урегулирования кризиса вокруг Украины: как будет защищаться Европа, как будут действовать санкции, как будут управляться экономические если не политические связи и какие принципы превалируют в будущем международном порядке. Во всяком случае, сама идея — разделить международный процесс на два трека — подчеркивает, что Запад всё более осознаёт необходимость тонкой балансировки между эффективной политикой на уровне союзников и уважением к суверенным решениям европейских институций.
Редактор рубрики
Виталий Муткин
